Я из тех людей, кого периодически накрывает состояние: «Я больше не могу». Это означает, что моя Вселенная готова смениться другой Вселенной. Что реальность, в которой я живу, уже прожита, а новая реальность маячит где-то там – на другом краю пропасти, в нее нужно прыгнуть. Но для этого прыжка нужно накопить силы, а они уже все растрачены в старой реальности.
И вот меня такую уставшую, растерянную с чемоданом в руках провожает в дорогу подруга.
— Я вижу ты волнуешься, — говорит мне она. – Это из-за того, что едешь в Россию?
— Это не из-за России, — отвечаю я. – Понимаешь, я купила туда билет, потому что ощущаю, что здесь я дошла до какого-то края пропасти. Словно какая-то сила подталкивает меня к этому краю, выживая с этой реальности, для меня здесь закрываются многие двери, и в данный момент я не вижу другого пути как прыгнуть через пропасть. Для этого я и купила билет в другой мир, чтобы перенестись над пропастью.
Я еду к дяде Володе в Каменку Пензенской области. В последний раз мы виделись, когда мне было 14 лет. Папа и его братья приезжали летом в отпуск к бабушке в поселок Кузино недалеко от Великого Устюга. Каждый день мы ходили на реку Северную Двину – огромную и прекрасную. Имено на этой реке я научилась плавать. Папа поставил передо мной цель доплыть до маленького островка. И когда я это сделала впервые, я была так счастлива. Мы приходили на Двину в ночное. Разжигали костер. Тысячи искр взметались в черное небо. Папа создавал для меня ложе из веток, я лежала на них, укутавшись в плед ,и долго смотрела на огонь, искры, звезды, слушала плеск и дыхание Двины (Даны), и наполгнившись этим волшебством, засыпала у костра.
Папа ушел в иной мир четыре года назад. Пока он был жив, именно он ладовал мои состояния «Я больше не могу». Я приезжала к папе и так и говорила ему: «Я больше не могу». Только ему одному я могла это сказать. Свою слабость можно открыть только очень родному человеку. Остальным ты нужна сильной или не нужна совсем. Папа реагировал на мой упадок сил всегда спокойно, заражая меня своим спокойствием и уверенностью. «Ложись спать, утро вечера мудренее». Утром он приносил мне завтрак в постель на подносе. Это был поздний завтрак. Папа говорил, что я должна выспаться подольше и поваляться.Трудности он называл нормой жизни, поэтому не стоит на них застревать . «Жизнь прожить – не поле перейти», — подводил он итог. И как тут поспоришь с народной мудростью? Это все, что мне было нужно, чтобы снова начинать жить – на новом дыхании.
Но папы нет уже 4 года, и мужской поддержки нет, а трудности – куда от них денешься. Нормальные жизненные тренажеры, но иногда они так изматывают… И тогда мне нужен папа.
Впервые я ощутила отсутствие отца, когда мне было года два. Папа служил в армии в морфлоте пять лет и демобилизовался в звании сержанта. Таких мужчин в советское время раз в год призывали на военные сборы. Я до сих пор помню этот первый вечер без папы. На улице страшная гроза, гремит гром, темно. Это громыхание грома пугает меня. Я понимаю, что папа где-то там, где гроза. Я хочу, чтобы он был здесь. Я не понимаю, почему его нет со мной. И я плачу. Маму раздражает мой плач. Ей не хватает терпения объяснить мне, что папа уехал и скоро вернется. Проще было напугать меня. И она схватила меня на руки и понесла на улицу. Открыла дверь в темную ночь, раполосанную вспышками молний и ливнем и сказала, что выбросит меня сейчас туда — в грозу, если я не замолкну. И я замолчала. Папы нет. Нет того, кого я люблю, кто может защитить меня, позаботиться обо мне. Но я должна вытерпеть это молча, чтобы выжить.
Мне кажется, я так живу до сих пор… И мое нынешнее «Я больше не могу» — это не протест против трудностей – ведь «жизнь прожить – не поле перейти», — а протест против того, что по этому полю я иду в одиночку и моя ноша ни с кем не разделена.
«Замолчи и терпи, чтобы выжить» – у многих людей есть подобные блоки, глубоко скрытые в подсознании. Но слово выжить означает выйти из жизни. Выжить и жить – это кардинально противоположные понятия. Чтобы жить, нужно позволять себе плакать, когда плачется, и смеяться, когда весело. Чтобы жить, нужно быть тем, кем ты есть на самом деле в каждый момент жизни. И даже, когда в какой-то момент ты ослаблен, ты в слезах и соплях – не надо прятаться в выживание. Не надо тепреть. Вот, что я сказала себе! Папы нет, мужа нет, брата нет, но слезы и сопли есть, их уже невозможно скрыть – внутренний плач души вырывается наружу. Болит левая часть головы (сфера эмоций) и из левого глаза постоянно течет слеза. И в таком состоянии я еду в поезде.
Мой путь долог. Пензенская область – Бог ты мой! Поселок Каменка, станция Белинская. Я выхожу на этой маленькой пустынной станции в пол пятого утра. И меня уже ждет мужчина. Дядя. Похожий на папу, словно близнец. Такой же высокий, стройный, красивый – из нашего рода северных Богатырей. Мы не виделись лет 30. Я была в состоянии юной Лели, когда мы с дядей играли в мяч на пляже Северной Двины. И сейчас я чувствую себя той же девочкой. Мне очень нужна мужская защита.
«Ну, здравствуй! Ты молодец!», — первые слова, которые говорит мне дядя. Все мужчины моего рода по-нордически не многословны. Но в каждом их слове чувствуется сила. Мое состояние «Я больше не могу» вмиг перекрывается этим коротким утверждением «Ты молодец».
Дома дядина жена Валентина приготовила для меня горячую ванну. Я попросила ее насыпать в ванну соли. Трижды окунаюсь в соленую воду с головой и прошу: «Соль, забери мою боль». И вдруг Валентина заглядывает и спрашивает: «Помыть тебе спину?» Я не могу вспомнить, когда мне в последний раз кто-то мыл спину. Да! Мыть. Надевать на меня теплую пижаму. Поить чаем, укутывать в пуховое одеяло. Хорошо ли мне? Да, очень. Я счастлива. Я засыпаю.
Через пять часов я просыпаюсь, слышу голос Володи и Валентины с кухни – для меня уже приготовлен обед. У них теперь есть я. И в эти дни я становлюсь для кого-то смыслом. И они счастливы этим не менее, нежели я. У меня больше не болит пол головы и не текут слезы и сопли. Я здорова. Я молодец. Я все могу. Я живу.
На фото дядя Володя возле дома-музея М.Ю.Лермонтова
