Условия для ловцов жемчуга

Я снова в поезде, в последние годы я бываю в поездах так часто, что это пространство стало для меня домом. Сегодня меня провожает дядя. Он заносит мой рюкзак в вагон, ставит на полку, и мы на несколько секунд замираем в объятиях. Я прислушиваюсь к ощущениям, чтобы их запомнить – какой он под моими руками, как бьётся его сердце…

«Стоим пять минут», — напоминает проводница. Дядя поворачивается и быстро уходит. Через минуту он появляется в окне вместе с женой Валентиной.  Они улыбаются и машут мне руками. Я делаю то же самое. И читаю в их глазах: «Все будет хорошо. Мы тебя любим. Мы в тебя верим. Мы будем скучать по тебе».

Эту сцену наблюдают мои попутчики. «Это ваши родители? – говорит один из них. – Вы очень похожи на отца». «Да, это мои родители, — подтверждаю я. – Да, я вся в отца». «Ваши родители, наверное, учёные»,  — неожиданно делает вывод попутчик. И я не отрицаю это: «Да, они у меня учёные», — киваю головой, не сводя глаз с дяди Володи и Валентины за окном. Они стоят и с любовью смотрят на меня — такие аккуратные, интеллигентные, улыбчивые, симпатичные. Да, учёные. Их ученье очень простое: любовь друг к другу.

Мой поезд уедет, и они, взявшись за руки, пойдут в свой мир. В нем всё красиво, аккуратно, комфортно и спокойно. Я очень быстро восстановила свои силы в их мире. И самое главное, я получила модель семейных отношений, о которой мечтала с детства, а увидела только сейчас, когда прожито полжизни.

Перед поездкой в Каменку к дяде у меня был серьезный разговор с моим другом и издателем моих книг Андреем. Он сказал: «Наблюдая за тобой, я пришел к выводу, что ты обладаешь уникальными способностями и можешь помогать большому количеству людей. Но пока ты не помогла себе – у тебя не получится быть полностью реализованной. В твоей душе есть какой-то надлом. Тебе не хватает, буквально, одного пазла, чтобы обрести целостность». Я ответила: «Пожалуйста, я открыта – если ты увидишь, каким должен быть этот пазл – я соглашусь и приму его. Я сама его ищу и согласна с тем, что ты сказал».

Не за тем ли пазлом я ездила к дяде в Каменку? Вот я лежу на верхней полке совсем другая, нежели, когда ехала к нему. Наполненная и счастливая. Что-то доброе вошло в меня в эти дни, когда меня любили и баловали. Дядя часто так и говорил «Побалуем тебя». Я прислушиваюсь к своему новому состоянию и спрашиваю свою Душу: обрела ли я тот недостающий пазл? Душа отвечает «Да». Что это? И слышу внутри себя слово: «Близость». Точно! Если быть честной с собой, то надо признать, что близость по-настоящему я еще ни с кем не испытывала. Да, есть близкие друзья, которых я люблю, с которыми нам хорошо, но в первую очередь, на ментальном уровне. Настоящая близость заключается в том, что ты впускаешь человека в свое сердце – впускаешь полностью со всеми его гранями и проявлениями. Я не впустила никого. Более того, я всю жизнь оборонялась против близости. Выстроенные мною крепости никто не сумел взять. У меня есть друг, который называет мое сердце «девственным». И это так.

В эти дни в Каменке я увидела близость двух людей. Это не та близость молодых и горячих любовников, которая может достичь своего пика и привести к опустошению. Это ежедневное служение друг другу в тысяче мелочей. Это когда человек человеку – храм. О храме нужно заботиться – поддерживать в нем живой огонь и молитву-прославление, молитву-любовь. И все это происходит совершенно не пафосно, а тихо, незаметно, спокойно…

«Однажды мимо нас на большой скорости проехал автомобиль, — говорит Валентина. – Я возмутилась: «К чему такая скорость? Нельзя ли потише?» А Володя сказал: «Если бы у меня была машина, я бы еще быстрее ехал». И тогда я поняла, что нам надо начать откладывать деньги на машину». Маленькая история из их жизни, а сколько в ней теплых нюансов, заключенных между строк, сколько любви и – да, близости!

Между моими родителями не было близости. Они жили в разных комнатах и каждый день ругались. С 11 лет я только и мечтала убежать из дому. От папы и мамы мне досталась программа «Семья – это война». А поскольку жить на войне мне не хочется, то и семью я не создала. Не хватило одного пазла…

И вот я имею, пусть и маленький, но опыт жизни в совершенно другой семейной модели – где комфортно и хорошо, где родители любят друг друга, а меня балуют. Какой бы я была, если бы так было изначально? – задаю себе этот вопрос, пытаюсь представить свое детство в таких условиях. К чему бы я стремилась? Уж точно мне не хотелось бы убежать из дому как можно дальше. Я бы не смогла вырваться из этого сладкого комфорта. Даже, уезжая, я бы его везла за собой, как эту вкусную курицу в фольге, которую положила мне Валентина с собой в поезд. Кстати, впервые в жизни.

Комфорт — это что-то поверхностное, материальное, сытое. Люди считают это хорошим, и хотят этого, люди это культивируют, множат. И сосредоточены, в основном, на этом. Но есть те, которым нужна глубина… В этот момент я поняла, что нырнуть в глубину можно только через рану. Значит, мне нужно было именно такое детство, и нужна была именно такая мама, не способная создать вокруг себя комфорт. Детские раны, детские слезы, ужасная атмосфера нелюбви в доме загоняли меня в глубину, в свой внутренний мир – глубже, еще глубже – туда, где можно найти раковину с жемчугом – то есть чудо. Из этой глубины я и привезла дяде свои книги.

Сколько психологических практик я сделала, чтобы принять свое детство и свою маму, каждый раз, обильно проливая слёзы! Но во время этого озарения в поезде, я впервые думала о своем детстве спокойно, с благодарностью и улыбкой на лице. Все было так, как нужно, чтобы стать ловцом жемчуга. И моя мама была идеальной мамой для меня. Наверное, в этот момент моя рана исчезла за ненадобностью. Осталась только глубина и только что обретенный комфорт. Обретенный навсегда, потому что я обрела новых родителей – милых, добрых «учёных». Символ моего перерождения.

На фото Владимир и Валентина у Алексеевского источника в Каменке.

Волшебный подарок рода

Сегодня меня провожают из Каменки. Вечером – опять поезд. Дядя показал мне самые красивые места здесь. И подарил шкатулку с видом лермонтовской усадьбы Тарханы. Именно он, увидев эту шкатулку, сразу захотел её купить для меня. Я приняла подарок сначала как сувенир в память о Лермонтове. Но уже дома, рассматривая её, вдруг осознала – ведь это же тот самый волшебный подарок от моего рода!

В последнее время на своих мастер-классах я провожу с женщинами практику Благословение рода. У меня есть славянские чётки на 64 бусины – столько предков до седьмого колена стоит позади каждого человека по линии матери – плюс еще 64 по линии отца – всего 128. Столько раз нужно сказать Благословляю, передставляя, что это по очереди говорят все эти предки. И на каждое «благословляю» нужно ответить «Благодарю». Я сама придумала эту практику недавно, осознав, что нужно получить благословение не только от матери и отца, но и от каждого предка. В группе это получается очень эффектно: я ввожу людей в медитативное состояние. Мы настраиваемся на свой род, подключаемся енергетически к родовому каналу, и потом я произношу: «Благословляю», а группа дружно отвечает «Благодарю». Звучит хорошее одноголосье. А ведь сколько нас делает что-то вместе, во столько раз мы сильнее, энергетичнее.

После этой практики я говорю участницам: «Будьте внимательны – скоро к вам приедет подарок от рода – какая-то вещица появится в вашем поле – и вы поймете – вот это и есть подарок от рода. Это будет означать, что предки действительно благословили вас. Храните этот подарок и передавайте своим детям с благословением».

И вот я держу этот подарок в своих руках. Чудо!

Но чудесам мы делаем своими руками. Я уже два месяца голодаю по понедельникам (никакой пищи, полько вода). Эту аскезу – 16 понедельников — я посвятила очищению моего рода. Моя поездка к дяде получилась спонтанной. Мы не виделись очень долго – и я не знала, как он примет меня, чем он живет. Оказалось, дядя собирает нашу родословную. У него много родовых фотографий. И первое, что он сделал – усадил меня напротив фотографии моего прадеда Николая Федоровича Сухинского, который жил еще в 19 веке. «Твой прадед сейчас на тебя смотрит, — сказал дядя. – Теперь ты видишь, откуда наши носы, глаза, ты видишь, на кого похож твой отец Николай».

Да, нос, губы, глаза… Но не только это досталось от прадеда. Он пережил раскулачивание. В один миг все потерял – дом пятистенок, землю, хорошее хозяйство и детей. Троих маленьких детей новая власть отняла силой у родителей. Их отправили в детдом, а прадеда с женой и моей бабушкой, старшей дочерью, — на лесоповал в Архангельские леса. Там он и умер.

Своими практиками, аскезами, молитвами, я помогаю сейчас нейтрализовать эту боль моего рода. А еще большой эффект дает единение ныне живущих родственников, добрая память о предках  и чувство благодарности за жизнь.

Проделав такой большой путь к дяде, я чувствую себя сейчас полной чашей любви – такой же полной, как озера, в Тарханах. Люблю. Люблю. Люблю.

Полёты во сне и наяву

— Ты летаешь во сне? – спрашивает меня дядя Володя.

— Конечно, летаю! – бойко отвечаю я.

— И я летаю, — рассказывает он. — Люблю это ощущать во сне. Особенно, когда, бывает, за мной кто-то гонится, хочет напасть на меня, а я раз – и поднялся в воздух – лечу на уровне многоэтажных домов, смотрю на своих преследователей сверху – а они уже ничего плохого не могут мне сделать. Они ведь не летают, как я.

Я слушаю дядю, смотрю на него и понимаю – как я его люблю! В такие моменты мое сердце ощутимо открывается, распахивается.

Его жена рассказывает об их первой встрече: «Я пришла в гости к его брату. Володя сидел за столом. Я увидела эти его голубые-голубые глаза и сразу подумала «Какой хороший!» Дядя подхватывает: «А я в эту же минуту посмотрел на нее и подумал: «Какая хорошая!»

Ему было тогда 42, а ей 40. Они долго шли к этой встрече… И, к счастью, нашлись. С тех пор прошло лет 30, но они все также влюбленно смотрят друг на друга.  А слово «хороший» — у них самое частоупотребимое. «Хороший мой», «хорошая моя»… Я у них тоже «такая хо-ро-шая».

Как же быстро исцеляются душевные раны в такой атмосфере. И уходит усталость. И самое главное, веришь, что «ты хорошая». А с уверенностью и любовью в себе можно горы сдвинуть с места. Хотя я больше не хочу ничего двигать. Я хочу просто жить в любви. И я буду жить в любви. Вот как сейчас.

На фото мы с дядей Володей возле домика ключницы в усадьбе Тарханы (Лермонтово)

Исцеление родом

Я из тех людей, кого периодически накрывает  состояние: «Я больше не могу». Это означает, что моя Вселенная готова смениться другой Вселенной. Что реальность, в которой я живу, уже прожита, а новая реальность маячит где-то там – на другом краю пропасти, в нее нужно прыгнуть. Но для этого прыжка нужно накопить силы, а они уже все растрачены в старой реальности.

И вот меня такую уставшую, растерянную с чемоданом в руках провожает в дорогу подруга.

— Я вижу ты волнуешься, — говорит мне она. – Это из-за того, что едешь в Россию?

— Это не из-за России, — отвечаю я. – Понимаешь, я купила туда билет, потому что ощущаю, что здесь я дошла до какого-то края пропасти. Словно какая-то сила подталкивает меня к этому краю, выживая с этой реальности, для меня здесь закрываются многие двери, и в данный момент я не вижу другого пути как прыгнуть через пропасть. Для этого я и купила билет в другой мир, чтобы перенестись над пропастью.

Я еду к дяде Володе в Каменку Пензенской области. В последний раз мы виделись, когда мне было 14 лет. Папа и его братья приезжали летом в отпуск к бабушке в поселок Кузино недалеко от Великого Устюга. Каждый день мы ходили на реку Северную Двину – огромную и прекрасную. Имено на этой реке я научилась плавать. Папа поставил передо мной цель доплыть до маленького островка. И когда я это сделала впервые, я была так счастлива. Мы приходили на Двину в ночное. Разжигали костер. Тысячи искр взметались в черное небо. Папа создавал для меня ложе из веток, я лежала на них, укутавшись в плед ,и долго смотрела на огонь, искры, звезды, слушала плеск и дыхание Двины (Даны), и наполгнившись этим волшебством,  засыпала у костра.

Папа ушел в иной мир четыре года назад. Пока он был жив, именно он ладовал мои состояния «Я больше не могу». Я приезжала к папе и так и говорила ему: «Я больше не могу». Только ему одному я могла это сказать. Свою слабость можно открыть только очень родному человеку. Остальным ты нужна сильной или не нужна совсем. Папа реагировал на мой упадок сил всегда спокойно, заражая меня своим спокойствием и уверенностью. «Ложись спать, утро вечера мудренее». Утром он приносил мне завтрак в постель на подносе. Это был поздний завтрак. Папа говорил, что я должна выспаться подольше и поваляться.Трудности он называл нормой жизни, поэтому не стоит на них застревать . «Жизнь прожить – не поле перейти», — подводил он итог. И как тут поспоришь с народной мудростью? Это все, что мне было нужно, чтобы снова начинать жить – на новом дыхании.

Но папы нет уже 4 года, и мужской поддержки нет, а трудности – куда от них денешься. Нормальные жизненные тренажеры, но иногда они так изматывают… И тогда мне нужен папа.

Впервые я ощутила отсутствие отца, когда мне было года два. Папа служил в армии в морфлоте пять лет и демобилизовался в звании сержанта. Таких мужчин в советское время раз в год призывали на военные сборы. Я до сих пор помню этот первый вечер без папы. На улице страшная гроза, гремит гром, темно. Это громыхание грома пугает меня. Я понимаю, что папа где-то там, где гроза. Я хочу, чтобы он был здесь. Я не понимаю, почему его нет со мной. И я плачу. Маму раздражает мой плач. Ей не хватает терпения объяснить мне, что папа уехал и скоро вернется. Проще было напугать меня. И она схватила меня на руки и понесла на улицу. Открыла дверь в темную ночь, раполосанную вспышками молний и ливнем и сказала, что выбросит меня сейчас  туда — в грозу, если я не замолкну. И я замолчала. Папы нет. Нет того, кого я люблю, кто может защитить меня, позаботиться обо мне. Но я должна вытерпеть это молча, чтобы выжить.

Мне кажется, я так живу до сих пор… И мое  нынешнее «Я больше не могу» — это не протест против трудностей – ведь «жизнь прожить – не поле перейти», — а протест против того, что по этому полю я иду в одиночку и моя ноша ни с кем не разделена.

«Замолчи и терпи, чтобы выжить» – у многих людей есть подобные блоки, глубоко скрытые в подсознании. Но слово выжить означает выйти из жизни. Выжить и жить – это кардинально противоположные понятия. Чтобы жить, нужно позволять себе плакать, когда плачется, и смеяться, когда весело. Чтобы жить, нужно быть тем, кем ты есть на самом деле в каждый момент жизни. И даже, когда в какой-то момент ты ослаблен, ты в слезах и соплях – не надо прятаться в выживание. Не надо тепреть. Вот, что я сказала себе!  Папы нет, мужа нет, брата нет, но слезы и сопли есть, их уже невозможно скрыть – внутренний плач души вырывается наружу. Болит левая часть головы (сфера эмоций) и из левого глаза постоянно течет слеза. И в таком состоянии я еду в поезде.

Мой путь долог. Пензенская область – Бог ты мой! Поселок Каменка, станция Белинская. Я выхожу на этой маленькой пустынной станции в пол пятого утра. И меня уже ждет мужчина. Дядя. Похожий на папу, словно близнец. Такой же высокий, стройный, красивый – из нашего рода северных Богатырей. Мы не виделись  лет 30. Я была в состоянии юной Лели, когда мы с дядей играли в мяч на пляже Северной Двины. И сейчас я чувствую себя той же девочкой. Мне очень нужна мужская защита.

«Ну, здравствуй! Ты молодец!», — первые слова, которые говорит мне дядя. Все мужчины моего рода по-нордически не многословны. Но в каждом их слове чувствуется сила.  Мое состояние «Я больше не могу» вмиг перекрывается этим коротким утверждением «Ты молодец».

Дома дядина жена Валентина приготовила для меня горячую ванну. Я попросила ее насыпать в ванну соли. Трижды окунаюсь в соленую воду с головой и прошу: «Соль, забери мою боль». И вдруг Валентина заглядывает и спрашивает: «Помыть тебе спину?» Я не могу вспомнить, когда мне в последний раз кто-то мыл спину. Да! Мыть. Надевать на меня теплую пижаму. Поить чаем, укутывать в пуховое одеяло. Хорошо ли мне? Да, очень. Я счастлива. Я засыпаю.

Через пять часов я просыпаюсь, слышу голос Володи и Валентины с кухни – для меня уже приготовлен обед. У них теперь есть я. И в эти дни я становлюсь для кого-то смыслом. И они счастливы этим не менее, нежели я. У меня больше не болит пол головы и не текут слезы и сопли. Я здорова. Я молодец. Я все могу. Я живу.

На фото дядя Володя возле дома-музея М.Ю.Лермонтова

Земля Фео — второе рождение

Ну, здравствуй, Земля Фео. Мы снова встретились через 12 лет. Ты и я теперь выглядим немного по-другому. Ты стала толще — к тебе прибавились мои эссе, которые были написаны после первого издания книги (2005 г.) Я тоже повзрослела, ко мне прибавились новые города и страны (новые Земли и удивительные Королевства), новые встречи и открытия. Но моя любовь к тебе не изменилась. Я люблю каждую твою страничку, которая проживалась моей плотью и кровью, моей душой и мыслью. Эта искренняя любовь охватывает всех, кто погружается в твой мир. Благодаря этой любви ты получила второе рождение. Тебя с любовью готовили к печати мои друзья. Алёна Райда создала для тебя чудесную обложку и новые рисунки к тексту. Таня Вахнюк собирала твой макет, подбирала шрифты и со вкусом создала твой новый волшебный образ. Андрей и Зоя Шиманские стали твоими издателями. Это как крестные отец и мать. В общем, у тебя теперь есть своя семья, откуда ты пойдешь в большой мир навстречу к своим читателям. Отпускаем с любовью и благословением на успех!